Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]
— Я же вам велел ждать в моей служебной квартире!.. — продолжал Нойбауер по-прежнему тихо. — Я же вам запретил приходить сюда!..
— Папа, — ответила Фрейя, — мама страшно испугалась. Эта огромная сирена, так близко от…
В эту минуту колонна повернула на главную дорожку и пошла мимо них, совсем рядом.
— Что это?.. — прошептала Сельма.
— Это? Ничего! Новая партия заключенных, которые только сегодня прибыли.
— Но…
— Никаких «но»! Вам здесь не место! Уходите! — Нойбауер увлек жену и дочь в сторону. — Быстрее! Вперед!
— Как они выглядят!.. — Сельма с ужасом смотрела на плывущие мимо лица.
— Выглядят? Это заключенные! Враги отечества! Как они, по-твоему, должны выглядеть? Как коммерсанты?
— А те, которых они несут, они…
— Ну хватит! — рявкнул Нойбауер. — С меня довольно! Этого мне еще не хватало! Что за сюсюканье? Они прибыли в лагерь сегодня. Мы никакого отношения к тому, как они выглядят, не имеем. Наоборот — здесь их будут откармливать. Я правильно говорю, Вебер?
— Так точно, оберштурмбаннфюрер. — Вебер скользнул по Фрейе чуть ироничным взглядом и отправился дальше.
— Ну вот, видите! А теперь — уходите! Здесь вам оставаться нельзя. Запрещено. Это не зоопарк!
Нойбауер подталкивал женщин в сторону ворот. Он боялся, как бы Сельма не сказала чего-нибудь лишнего. Нужно было постоянно быть начеку. Положиться нельзя ни на кого. Даже на Вебера. Будь оно все проклято! И принесла же их сюда нелегкая именно сегодня, когда здесь эти вновь прибывшие оборванцы! Он забыл сказать Сельме, чтобы они остались в городе. Хотя они все равно не осталась бы там. Услышав сирены, сразу же примчалась бы сюда. Черт ее знает, что у нее с нервами. Вроде такая солидная женщина. А тут услышала сирену — и ведет себя, как сопливая девчонка.
— А с часовым я еще разберусь! Это же надо — просто так взять и впустить вас сюда!.. Так они скоро начнут пускать сюда всех подряд!
Фрейя обернулась:
— Я думаю, желающих попасть сюда будет не так уж много.
У Нойбауера на секунду перехватило дыхание. Что это? Фрейя! Его родная дочь, его плоть и кровь! Бунт! Он посмотрел на невозмутимое лицо дочери. Нет, она сказала это просто так, без всякой задней мысли. Он вдруг рассмеялся.
— Не знаю, не знаю. Вот эти вот, которые прибыли сегодня, — эти просили, чтобы их оставили здесь. И не просто просили, а клянчили. Клянчили! И плакали! Ты не представляешь себе, как они будут выглядеть через пару недель. Их будет не узнать! Этим наш лагерь и знаменит. Лучший во всей Германии. Настоящий санаторий!
В Малом лагере оставались неоприходованными еще двести человек. Это были самые слабые из вновь прибывших. Они, как могли, поддерживали друг друга. Зульцбахер и Розен тоже оказались в их числе. Заключенные Малого лагеря построились перед своими бараками. Они уже знали, что Вебер сегодня сам участвует в распределении по блокам. Бергер, опасаясь, как бы 509-й и Бухер не попались лагерфюреру на глаза, послал их вместо дежурных на кухню, за едой. Однако они вскоре вернулись ни с чем: начальство распорядилось выдавать ужин только после того, как все будут распределены по блокам.
Света нигде не было. Лишь время от времени вспыхивали на несколько секунд карманные фонарики Вебера и шарфюрера Шульте. Старосты блоков поочередно рапортовали Веберу.
— Остальных можно сунуть сюда, — сказал он второму старосте лагеря.
Тот принялся отсчитывать людей. Вебер не спеша двинулся дальше.
— Почему здесь меньше народу, чем там? — спросил он, поравнявшись с секцией «Г» 22-го блока.
Староста Хандке вытянулся в струну:
— Это помещение меньше, чем другие, господин штурмфюрер.
Вебер включил фонарик. Кружок света медленно пополз по застывшим лицам. 509-й и Бухер стояли в задней шеренге. Луч скользнул по лицу 509-го, ослепив его, пополз дальше и вдруг прыгнул обратно.
— Знакомая рожа. Откуда я тебя знаю?
— Я уже давно в лагере, господин штурмфюрер.
Кружок света опустился ниже и высветил номер на груди.
— Пора бы тебе уже и подохнуть!
— Это один из тех, которых недавно вызывали в канцелярию, господин штурмфюрер, — доложил Хандке.
— Ах да, точно. — Кружок света еще раз скользнул вниз, к номеру, и пополз дальше. — Запишите-ка этот номер, Шульте.
— Слушаюсь! — ответил ему молодой, по-мальчишески звонкий голос шарфюрера Шульте. — Сколько человек сюда?
— Двадцать. Нет, тридцать. Пусть потеснятся.
Шульте и лагерный староста отсчитали людей и записали номера. Ветераны, не сводившие глаз с Шульте, не заметили, чтобы он записывал номер 509-го. Вебер не произнес его вслух, а фонарь он почти сразу же выключил.
— Готово? — спросил Вебер.
— Так точно.
— Писанину оставьте на завтра. Пусть писари займутся этим с утра. А ну марш в строй! И поскорее подыхайте! А не то мы вам поможем.
Вебер широко и уверенно зашагал обратно, в сторону Большого лагеря. Шарфюрер поспешил вслед за ним. Хандке потоптался еще немного на месте и рявкнул:
— Дежурные! Выйти из строя!
— Останьтесь! — шепнул Бергер 509-му и Бухеру. — На кухню сходят и без вас. Не хватало вам еще раз нарваться на Вебера!
— Шульте записал мой номер?
— Я не заметил.
— Нет, — сказал Лебенталь. — Я стоял впереди и все видел. Он в спешке так и забыл записать.
Тридцать новеньких еще некоторое время почти неподвижно стояли в колышущейся от ветра тьме.
— В бараке еще есть место? — спросил, наконец, Зульцбахер.
— Воды! — произнес кто-то рядом с ним хриплым голосом. — Воды! Ради бога, дайте нам воды!
Кто-то принес до половины наполненное ведро с водой. Новенькие все разом бросились к ведру и опрокинули его. У них не было ни кружек, ни пустых консервных банок. Ползая по земле, они пытались зачерпнуть пролитую воду ладонями. Многие из них со стоном лизали землю, ловили ускользающую влагу языком и черными, запекшимися губами.
Бергер заметил, что Зульцбахер и Розен не участвовали в этой свалке.
— У нас здесь есть кран, рядом с уборной, — сказал он им. — Вода, правда, еле-еле течет, но напиться всегда хватает. Возьмите ведро и сходите туда.
— А вы пока сожрете наши пайки, да? — оскалился один из новеньких.
— Я схожу, — сказал Розен и взялся за ведро.
— Я с тобой, — Зульцбахер тоже ухватился за дужку ведра.
— Ты лучше останься, — остановил его Бергер. — Бухер сходит с ним и покажет кран.
Розен и Бухер ушли.
— Я здесь староста секции, — обратился Бергер к новеньким. — У нас здесь всегда был порядок. Я вам советую вместе с нами поддерживать этот порядок. Если, конечно, хотите пожить подольше.
Ему никто не ответил. Он так и не понял, слушали они его или нет.
— В бараке еще есть место? — вновь спросил Зульцбахер.
— Нет. Приходится спать по очереди. Часть людей ночует на улице.
— А поесть сегодня ничего не дадут? Мы целый день прошагали и вообще ничего не ели.
— Дежурные пошли на кухню. — Бергер промолчал о том, что на вновь прибывших сегодня вряд ли что-нибудь дадут.
— Меня зовут Зульцбахер. Это лагерь смерти?
— Нет.
— Точно нет?
— Нет.
— О-о… Слава Богу!.. И у вас нет газовых камер?
— Нет.
— Слава Богу, — повторил Зульцбахер.
— Ты так говоришь, как будто попал в гостиницу, — вмешался Агасфер. — Не спеши радоваться. Откуда вас пригнали?
— Мы добирались сюда пять дней. Пешком. Нас было три тысячи человек. Наш лагерь расформировали. Всех, кто не мог идти — пристреливали.
— Откуда вас пригнали?
— Из Ломе.
Часть новеньких лежали на земле.
— Воды! — проскрежетал один из них. — Где этот тип с ведром? Сам небось сначала налакается от пуза! Собака!..
— А ты бы, конечно, поступил иначе? — спросил его Лебенталь.
Тот молча уставился на него пустыми глазами.
— Воды! — повторил он наконец уже спокойнее. — Воды! Пожалуйста!..
— Так вы, значит, из Ломе? — переспросил Агасфер.
— Да.
— А ты случайно не знал там Мартина Шиммеля?
— Нет.
— А Морица Гевюрца? Лысый такой, с перебитым носом?..
Зульцбахер с трудом напряг свою память и покачал головой:
— Нет.
— А может Гедалье Гольда? У этого было одно ухо… — не унимался Агасфер. — Такие вещи бросаются в глаза. Он был в двенадцатом блоке, а? — с надеждой в голосе прибавил он.
— В двенадцатом?
— Да. Четыре года назад.
— О Господи!.. — Зульцбахер отвернулся. Глупее вопроса нельзя было и вообразить. Четыре года назад! Почему не сто?
— Оставь его, старик, — сказал 509-й. — Он устал.
— Мы были друзьями, — виновато пробормотал Агасфер. — Я подумал, может, узнаю, что с ними стало.
Бухер и Розен вернулись обратно с ведром воды. У Розена шла кровь из носа. Стихарь его был разорван у плеча, куртка нараспашку.
— Новенькие дерутся из-за воды, — пояснил Бухер. — Если бы не Маанер, не знаю, что бы мы делали. Он там быстро навел порядок. Сейчас все стоят в очереди. Нам здесь надо сделать то же самое, иначе они опять опрокинут ведро.
